Ваш сын и брат

Крылатая пехота не вышла из огня,

Прости, шестая рота, Россию и меня.

Прощай, шестая рота, ушедшая в века,

Бессмертная пехота небесного полка.

Надпись на обелиске псковским десантникам, погибшим в Чечне

 

                Поселок Черёха теперь — городская черта. Такой же район, как Запсковье — за рекой Пскова, Завеличье — за рекой Великой. Как Овсища, Любятово, Кресты. Драгоценные русские имена.

                В столицах — суета сует и кратковременность, в провинции — вечность.

                В Черёхе стоит 104-й парашютно-десантный полк 76-й (Псковской) Воздушно-десантной дивизии. И полк, и дивизию прославила 6-я рота, принявшая неравный бой у входа в Аргунское ущелье. Рота погибла. Это произошло год, пять месяцев и один день тому назад.

                Перед входом на КПП полка слева — глыба темного гранита в венках с надписями «Вечная память». Флаги — России и ВДВ. Пасхальные яйца, пустая стопка. Под ногами — брусчатка в хвойных ветках.

                Над Черёхой и над кладбищем в Орлецах, где похоронены павшие псковичи, носятся скрипучие чайки. Я люблю этих вольных птиц, но только в их вольной морской стихии. А в средней полосе России увидел их впервые — среди бурьянов, оврагов и мусорных свалок они выглядят как зачумленные бомжи. Прижились тут потому, что рядом река Бирушка, в ней почти стоячая вода, очень хороший мотыль, и птицы его любят.

                Чумазые чайки оглушительно каркают, как темное воронье. С болотным криком садятся на могилы, памятники, кресты. Словно знак беды.

                Минувшей? Будущей?

                Помните, как нам лгали? Ястржембский, генерал Манилов докладывали о десяти погибших, потом о тридцати. Может быть, не знали? Сомневаюсь: маленькая городская газета «Новости Пскова» знала, а высокие гражданские и военные чины не в курсе?

                Журналист газеты Олег Константинов первым сообщил точную дату трагедии и число погибших. «Новости Пскова» передали информацию в агентство «Северо-Запад», и все закрутилось: подняли шум телевизионные каналы — 1-й, НТВ, на маленькую газету обрушились звонки — шведские журналисты, польские, американские — из «Нью-Йорк таймс». Недавно, в мой приезд, Олегу Константинову звонили японские журналисты, аккредитованные в Москве, просили о встрече, больше года спустя их по-прежнему волнует гибель 6-й роты.

                Высокое военное командование нервничает.

                Полное ощущение: власть хотела, но не сумела скрыть, спрятать массовую гибель. Возможно ли это было? Знающие люди сказали мне: да, вполне. Занизить все-таки общие потери и, например, распределить их на разные смежные дни. И никто бы не вздрогнул, вместо одного дня траура — несколько военных будней.

                Верить, конечно, не хочется, но убеждает в этом и сегодняшний день. До сих пор мы не знаем главных виновников гибели — не стрелочников, не тех, кто ошибся в маневрах, а тех, кто пустил десантников на эту тропу.

                Во Пскове, с кем бы ни говорил, убеждены: боевики этот путь для отступления выкупили, а десантников подставили; они шли, убежденные, что боевиков нет.

                То, что удалось скрыть, — скрыли. Это значит, гнилые кладбищенские чайки каркают и впрок.

«Прощайте, мужики», или До свидания, мальчики

                Олег КОНСТАНТИНОВ:

                — Гибель подводной лодки «Курск» вынудила государство обратить внимание и на десантников. Путин после Видяева побывал и в Чечне, на той самой высоте 776, где погибли ребята, и во Псков приехал, преклонил колени перед обелиском. Вся страна всколыхнулась. Массовые выплаты семьям десантников пошли именно после гибели «Курска».

                Тайна не моя, я не могу назвать имя этого очень много знающего военного человека, у которого Олегу Константинову удалось взять интервью, до сей поры не опубликованное.

                Вопрос: Какие были ошибки на уровне батальона, полка?

​

                — Командир полка полковник Мелентьев приказал командиру 6-й роты майору Молодову занять господствующую высоту Исты-Корд. Это 14,5 километра — через реку, по перевалам горных вершин. Так далеко рота не должна была идти без прикрытия, она сразу теряла связь и возможность срочного подкрепления. А главное — нельзя было идти без тщательной предварительной разведки. Ушли вслепую. Это было 28 февраля.

                Перед высотой Исты-Корд другая высота — 776. В горах надо закреплять каждые малые рубежи. И на высоте 776 надо было отрыть окопы, создать систему траншей, чтобы иметь тыл, а потом потихоньку выдвигаться к конечной цели, там до горы Исты-Корд 4,5 километра. А они эту высотку решили проскочить. Первыми на Исты-Корд ушли 12 разведчиков, они обнаружили наблюдательный пункт боевиков, забросали их гранатами, перебили, но не всех. Кому-то удалось уйти, и разведчики себя демаскировали. Их стали преследовать. На отходе к высоте 776 появляется командир роты Молодов с группой, вступает в бой, но тут же гибнет от снайперской пули.

                29 февраля с 16 часов начался бой. Боевики забросали высоту минами. Раненых относили в ложбину, но туда попала мина, и они погибли в один момент. Бой вели всего два взвода. Перегруженная рота, поднимаясь на высоту, растянулась на 3 километра. Третий взвод просто не успел подняться на вершину, боевики обложили высоту и расстреляли взвод на склоне, при подъеме. Ошибка на ошибке.

​

                — Зачем это надо было противнику — ввязываться?

​

                — Их выгнали из Шатоя, и они возвращались в Аргунское ущелье. Русло реки было заминировано, выход к Аргунскому ущелью был только через высоту 776.

                Бой шел непрерывно. Только с трех до пяти ночи бандиты устроили передышку. К ним подтянулись два батальона «Белых Ангелов»,— Хаттаба и Басаева, долее 600 человек каждый, с задачей: высоту захватить, в плен никого не брать. К шести утра, неся большие потери, они высоту взяли.

                Капитан Романов после гибели комбата Марка Евтюхина вызвал огонь на себя: «Прощайте, мужики. Высота занята боевиками. Огонь по высоте 776!». Высоту накрыли мощным огнем. Боевики потеряли убитыми 400 человек, 160 тяжело раненых сдались в плен.

Могло быть что угодно

                Вопрос: Почему не было подкрепления?

​

                — Насколько знаю, у командира полка была только разведывательная рота в другом районе. Когда ее перенацелили для оказания помощи и сорок разведчиков прошли по горам более семи километров, бандиты уже выставили внешнее охранение. Разведчики бой не приняли, ушли.

                Прилетали вертолеты, но командир авиавзвода почему-то не взял с собой авианаводчика, никто не мог навести их на цель. Вертушки покружили вокруг высоты и ушли без единого залпа. Даже без авианаводчика они должны были отработать по склонам и ослабить атаки противника. Неизвестно, почему не применили фронтовую авиацию. Авиация должна была отсечь резервы врага. Потом писали: был туман. Ложь: погода была отличная. Можно было подключить мощную артиллерийскую группировку, а не ту, полковую, которая работала на пределе. Снаряды едва долетали.

​

                Чем больше узнаешь, тем больше вопросов. Слишком много нестыковок.

                Владимир Путин во время встречи с родственниками погибших признал «грубые просчеты, которые оплачены жизнью русских солдат». Ни одного имени виновника «грубых просчетов» военачальники не назвали.

                Виноват, как всегда, стрелочник. Командира полка Сергея Мелентьева из полка убрали, теперь он от Пскова далеко. Но полковник получил задание внезапно. Не его вина, что не провели ни воздушную, ни наземную разведку, что в такой глубокий тыл врага отправили роту без надежного артиллерийского и авиационного прикрытия.

                Не бывает так, чтобы противник внезапно выскакивал в таком количестве — около 2500 человек! — неизвестно откуда. Да, они шли из Шатая. Помните победные реляции командования о том, что без потерь взят Шатой? Судя по всему, бандиты были не выбиты из Шатая, а отпущены — тоже без потерь. Важный вопрос: а куда девались они после боя со псковскими десантниками — их ведь оставалось более полутора тысяч? Да туда же и ушли, куда хотели, — в Аргунское ущелье. Растворились. Теперь где-нибудь воюют по другим схемам и планам.

                — Да почему же вы не верите, что боевики выкупили у наших военачальников этот коридор? — спрашивали меня во Пскове военные и гражданские, специалисты и обыватели.

                Не то чтобы не верю. Не хочется верить.

                Хотя… Вспоминаю самые страшные телекадры из Чечни. Не расстрелы наших ребят, не горы трупов, не отрезанные головы на снегу. Нет, другое. В сумерках, в леске наш офицер выгружает из крытого кузова машины оружие, боеприпасы и передает из рук в руки чеченскому боевику. Наш офицер что-то обещает еще и после делового прощания просит уходящего боевика: «Только передай своим, чтоб в офицеров не стреляли». Боевик молча удаляется, и офицер громко повторяет вдогонку: «Только в офицеров не стреляйте, слышишь?» — «Да», — в ответ.

                Деньги получены, убивайте моих солдат, сколько хотите. Самое чудовищное: на эти телекадры никто из высоких чинов не отреагировал.

                Наверное. Не исключаю. Все могло быть.

*   *   *

                А стрелочник — командир полка Сергей Мелентьев — раз пять обращался к командованию с просьбой разрешить отступить, спасти жизнь десантникам.

                А перед отбытием из Пскова в другую часть полковник обошел в городе семьи погибших ребят и попросил прощения у родителей и вдов.

Доставалов и другие

                Вопрос: Что говорили солдаты и офицеры, которые пришли на высоту первыми после боя?

 

                — Из 90 десантников чудом уцелели шестеро. Они добрались до своих, рассказали. В тот же вечер около 22 часов 1 марта офицеры-добровольцы взошли на высоту. Никого в живых не обнаружили. Пошел туда и мой сын — искать моего другого сына, своего брата. Нашел мертвым. Но вынести не смог: чеченцы вернулись, и завязалась перестрелка. Наши возвратились на высоту лишь 4 марта утром. По реке Обузгол были выдвинуты боевые машины, и к ним на носилках выносили погибших десантников.

 

                — Как был убит полевой командир Идрис, правая рука Хаттаба?

 

                — Его убил мой сын — последней очередью. Когда сопротивление десантников было сломлено, на высоту прибыл Идрис с большой охраной — человек пятнадцать. Он был одет в гражданское, на голове чалма. Все наши были мертвы. Вдруг раздалась автоматная очередь, Идрис и два охранника были убиты. Пленные боевики показали потом направление автоматной очереди. Солдаты прошли в этом направлении. В расщелине, куда они спустились, был обнаружен мой мертвый сын, он лежал головой к вершине, и впереди него, метрах в 5—7, — убитые боевики.

 

                — Одна центральная газета написала: «Потом бандиты, захватив высоту, сложат пирамиду из мертвых тел, усадят на вершину командира, повесят ему на шею наушники от разбитой рации и всадят ему, уже неживому, еще одну пулю — в затылок».

 

                — Никакой пирамиды не было. Там же был мой второй сын. Люди были разбросаны по всей высоте там, где застала смерть.

                Отдельно — о подвиге майора Александра Доставалова. Заместитель комбата Марка Евтюхина. Еще в первую чеченскую войну он был награжден орденом Мужества. Когда-то, с 1994-го по 1999-й, именно он командовал 6-й ротой. На этот раз он с 4-й ротой находился в стороне от событий — на другой высоте, которую перед этим захватил, окопался, и со взводом лейтенанта Ермакова находился в полной безопасности. У него был приказ: «Высоту не оставлять!».

                Когда комбат Евтюхин понял, что прочно зажат, он сообщил своему заместителю: «Помоги». Одного слова оказалось достаточно, чтобы Доставалов вопреки приказу свыше рванул со взводом — 15 человек — на высоту 776. Помните, разведчики — 40 человек — отступили перед высотой, в бой не ввязались? Помните беспомощную авиацию? Доставалов со взводом ночью прошел по тылам боевиков, всех миновал и без единой потери пробился к своим.

                О-о, какой был момент счастья! Обреченные люди решили, что наконец начинает поступать подкрепление, что это только первая партия, их не забыли, не бросили!

                Может быть, жизнь их была продлена минут на пятнадцать. Взвод Доставалова погиб полностью. Сам он и комбат Евтюхин погибли одними из последних.

                Конечно, все они на высоте 776 проявили героизм. Но одни оказались в безвыходном положении, другие выбрали гибель добровольно. Заместитель комбата со своим маленьким взводом — герои вдвойне.

                И опять вопрос. Трое из шестнадцати прибывших награждены посмертно Золотой Звездой. Сам Александр Доставалов — это понятно. За ним гвардии лейтенант Олег Ермаков и гвардии сержант Дмитрий Григорьев. А остальные 13 человек — удостоены ордена Мужества. Из всех гвардии рядовых — ни одного Героя. Кто определял степень героизма и мужества, если весь взвод погиб в одном бою?

                И всю 6-ю погибшую роту поделили посмертно на Героев и орденоносцев. Кто делил и как?

                Они лежали там, где застала их смерть, все — равны.

                У некоторых были отрезаны головы. У всех офицеров переломаны руки, ноги, изувечены до неузнаваемости лица. Месть за сопротивление.

                Многие родители погибших жаловались, что в гробах окошечки были закрашены. Так делают, когда тело не опознано. Опознавали по документам, по жетонам.

                Всего истинных, по рождению, псковичей было 30. По просьбе родных 22 из них захоронили на Псковщине. Их тела, первые, были доставлены на самолете. Остальных на поездах — в Санкт-Петербург, Севастополь, в Ленинрадскую, Брянскую, Вологодскую, Челябинскую, Тамбовскую, Свердловскую, Смоленскую, Иркутскую, Орловскую, Астраханскую, Кировскую, Ярославскую, Липецкую, Нижегородскую, Пермскую, Новгородскую, Воронежскую, Тверскую, Волгоградскую, Оренбургскую области, в Алтайский край, Татарстан, Башкорстан, Карелию, Республику Коми.

                Гробы плыли по всей России.

                Похоронили каждого с почестями, достойно.

*   *   *

                О шестерых спасшихся.

                После гибели Доставалова в живых остался последний офицер — старший лейтенант Кожемякин. Он приказал Супонинскому ползти к обрыву и прыгать, сам взял в руки автомат, чтобы прикрыть рядового. Выполняя приказ офицера, Супонинский и Поршнев проползли к обрыву и прыгнули. Высота обрыва — с пятиэтажный дом. Оба чудом остались живы. Сверху, с высоты обрыва, около пятидесяти боевиков вели по ним получасовую стрельбу из автоматов. Выждав, оба, раненные, сначала ползком, потом на четвереньках, потом в полный рост стали уходить. К обеду — при оружии — пришли в расположение своих.

                Тимошенко, радист комбата, контрактник, воевал еще в Афганистане. Пулеметный расчет боевиков мешал комбату Евтюхину управлять боем. В самый горячий момент он забрал рацию себе, а радиста Тимошенко и писаря Гердта отправил во фланг пулеметного расчета с задачей уничтожить его. Одна из мин попала в дерево, которое накрыло обоих. Когда раненый Тимошенко очнулся, он увидел рядом мертвого писаря. Боеприпасов у него не оставалось. Но и пулеметчики не могли его достать под деревом, хотя расстояние было около пяти метров.

                Христолюбов и Комаров были в третьем взводе, который не добрался на высоту, в котел, и был уничтожен на склоне. В том бою, на высоте, не участвовали.

Шестой

                Я назвал пятерых. Фамилию шестого спасшегося не назову, чтобы избавить его от косых взглядов не только соседей, но и местной администрации.

                Юноша сдался в плен.

                Уже все вокруг было выжжено, и никого не осталось в живых, когда мятежники в полный рост, как победители, пошли прямо на него, единственного. Он поднялся на колени и попросил: «Не стреляйте, я сдаюсь». Они ударили его по голове, парень потерял сознание. Его раздели, сняли куртку, бронежилет, ботинки.

                Очнулся от холода. Под телом убитого товарища нашел автомат, прошел по высоте, но раненых не встретил. После этого двинулся в расположение своих войск. Там совершил нелегкий поступок: рассказал все честно, как было.

                Скрыл бы, никто и ничего не узнал бы.

                Сдача в плен нынче официально вроде бы и не считается преступлением — слава Богу, не 1941-й. Но позором — да, однако обсуждать и осуждать готовы те, кто в тепле, сытости и полной безопасности. Я вспоминаю телепередачу, которую один из моих коллег назвал эстрадной журналистикой, — там по знаку конферансье-ведущей газетчики, телезвезды и другие гости в порядке очередности выступают со словесными номерами на заданную тему. Речь в тот раз шла о чеченской войне, и ведущая опрашивала: «А вы бы сдались в плен, если что?..» Первым отозвался депутат Государственной думы Юрий Щекочихин. Перед миллионами телезрителей он, не задумываясь, героически заявил: «Нет, я не сдался бы!».

                А рядом сидели мужественные ребята со Звездами Героев на груди, оба — только что из Чечни. «В плен?..» Каждый из них надолго задумался и каждый ответил:

                — Не знаю…

*   *   *

                Парень выбрал жизнь, а не бессмысленную уже смерть. И он еще послужит России.

                И вообще-то. Если бы им дали приказ отступить… Мальчики остались бы жить! Служили бы, учились, сеяли, строили дома, а главное — вырастили бы детей, таких же сильных, как сами.

                То есть если бы они отступили, Россия стала бы сильнее. Парадокс? Нет. Десятки их драгоценных жизней важнее, чем сотни убитых ими бандитов, которых надо было доставать и давить иначе.

                Я знаю, что одному из шестерых спасшихся не выплатили 800 рублей за последние сутки службы, то есть за тот бой. Неужели ему, шестому?

                Если парень прочтет эти строки, пусть напишет мне. Хочется помочь, не знаю чем.

Чтоб не пропасть поодиночке

                После публикации о гибели псковских десантников офицер штаба дивизии выпроводил Олега Константинова из расположения части. Это случилось нынешней весной, уже больше года прошло после публикации, журналист пришел проводить в путь очередных десантников, отправлявшихся в Чечню.

                В чем, собственно, дело? Журналист не ищет скандальной известности. Его пригласили в Москву, выступить на канале НТВ. Отказался.

​

                — Они хотели, чтобы я выступил против главкома ВДВ Георгия Шпака и президента Владимира Путина. Как я могу? Десантников подставили, а я — против Шпака? Псковичи его очень любят, он единственный из высоких гостей, кто приехал к нам на годовщину гибели. А если бы не Путин, не его поездки на высоту 776 в Чечне и к нам, во Псков, о семьях десантников могли бы просто забыть. Я ответил: у меня другие планы, я еду к семьям погибших.

​

                Он действительно поехал вместе с депутатами областного Собрания. Проехали 14 районов, посетили все 22 захоронения. А вот с родителями повидались не со всеми. В Опочке местная администрация родителей десантника… спрятала: неблагополучные — выпивают. Родители другого десантника жили прежде в Острове, перед гибелью сына переехали в другой район. Теперь оба района считают: родители — не наши.

 

                — А вообще-то у нас в этом смысле район благополучный. Председатель областного Собрания депутатов Юрий Шматов сам в Чечню ездил. Вызволил там из плена одного нашего скобаря. А с тем еще трое томились, не псковские, просили: и нам помогите. Шматов потом опять поехал и тех сумел освободить, до сих пор следит за их судьбами.

                Дело не только в новых квартирах и телефонах. Мать десантника Загораева переехала из Порхова во Псков, получила квартиру. Я зашел — обои уже отвалились; одна, никому не нужна. Мы много говорим о психологической реабилитации ребят после Афгана и Чечни. Но надо говорить и о психологической реабилитации родителей и вдов погибших. В нынешнее 1 марта — год со дня гибели ребят — ко мне в разгар торжеств подошла вдова командира 6-й роты Молодова.

                «Я тут никому не нужна. Все. Я уезжаю по контракту в Чечню…»

                Еще проблема. В России объявилось немало горе-отцов, которые бросили своих детей малолетними, некоторые не только не воспитывали, но даже не видели своих детей. Теперь, когда дети стали Героями, они требуют компенсации для себя, рвут у матерей деньги, а они немалые. И суды не могут защитить матерей.

                Если бы журналисты на местах по всей России, только они одни, занялись семьями погибших десантников, проблем бы, наверное, почти не было.

                Последнее. О памяти всех погибших. За несколько дней до годовщины гибели 6-й роты у нас во Пскове была другая дата — год со дня гибели 25 наших спецназовцев там же, в Чечне. Никто не вспомнил.

​

                Наверное, 25 — это мало. А сколько человек должно погибнуть, чтобы отмечать день траура? Чтобы именами погибших героев называть улицы и, главное, чтобы семьи их не были забыты?

                Нельзя погибать поодиночке.

Если

                Кажется, это сказал Брехт: «Несчастен народ, который нуждается в героях».

                Мы нуждаемся в них постоянно. С каждым днем героев все больше, и мы все несчастнее. Дней траура становится едва ли не больше, чем праздничных. Если так пойдет — доживем: дней траура станет больше, чем будней. И вся государственная казна будет уходить родителям и вдовам — во искупление, остальным останутся остатки. Как и положено по ритуалу, будем присваивать площадям и улицам имена все новых героев. После одного только 1 марта за год с небольшим у нас, наверное, переименовали 84 улицы. Ну, может, поменьше. Доживем, докатимся — в России не останется улиц с гражданскими именами.

                Когда все-таки закончится эта чеченская мясорубка?

                Даже если нам начнут говорить всю правду о войне только с завтрашнего дня, я могу сказать главное: война обязательно кончится.

                Но пока мне по-прежнему лгут — и прямо, и через умолчание.

Последние письма домой

                Алексей ХРАБРОВ:

                «Как же долго я теперь вас не увижу, где-то до августа, это точно. 4-го (февраля. — Э.П.) мы улетаем в Чечню, минимум на 6 месяцев, это значит, что я уволюсь на 6 месяцев раньше, то есть осенью. Как только приеду туда, сразу же напишу.

                Тут приехали пацаны с Чечни, вообще без потерь. Как говорят офицеры, в боях погибают очень мало, в основном по своей глупости…

                Да, кстати, меня перевели в 6-ю роту, я поеду в должности стрелка-оператора (т.е. главного гранатометчика). Нам выдали специальные жетоны (т.е. смертники, мой номер «818140», так, на всякий случай). Ну что вам еще написать, у меня все хорошо, пацаны в этой роте почти все знакомые, вообще все нормально.

                Все! Ждите письма из Чечни. Как прилечу, сразу же напишу. Алешка!»

​

                Неотправленное письмо Александра КОРОТЕЕВА:

​

                «Привет семье!!! Пишу вам из далекой Чечни. Прошла неделя, как я покинул Псков.

                Ночью здесь холодно, как и у нас, зато днем +15 градусов, +20. Лицо у меня уже черное от загара.

                Горы здесь состоят из одной глины, пройдешь несколько метров и тянешь на своих сапогах несколько килограммов. Но это все ерунда, главное, чтобы скорей прошли полгода и я вернулся домой.

                Вот сижу сейчас у палатки, млею под лучами солнца и пишу вам письмо. Вокруг меня грязь, глина, рядом лежит моя снайперская винтовка, и я не боюсь. За себя и остальных. Боевые мне идут, и я уже заработал около 5 тысяч рублей. У чеченцев на базаре цены бешеные, так что хорошо, что денег здесь не дают на руки, а то мы бы их все потратили. Особенно если учесть здешнюю кормежку: 1 кусок хлеба и маленько картошки. С хлебом здесь плохо, едим в основном с галетами, они невкусные и несытные, но, в принципе, ерунда. Полгода как-нибудь уж протяну…»

​

                Вспомнил парень свой предпоследний хлеб дома.

 

                «…Скучаю по вас, как и прежде.

                Места здесь очень красивые, я ими не налюбуюсь. А какое здесь небо ночью, какие звезды… Здесь видны такие созвездия, каких у нас нет. А звезды, которые есть, здесь расположены несколько иначе».

​

                А в заключение — напутствие родителям, как детям.

​

                «Вы, главное, не ссорьтесь, будьте дружны и помогайте друг другу во всем. И, будьте добры, любите друг друга, как я люблю вас. А Вика, слушайся во всем и не забывай учиться, и пиши мне вместе с родителями.

                Ну вот и все.

                Ваш сын и брат Саня».

​

                После гибели Саши Коротеева родителям вернули военный билет и записную книжку, в которой они и обнаружили это письмо.

​

                Алеша НИЩЕНКО, 18 лет:

                «Привет из Ичкерии, мама и все остальные родные!!!

                У меня все нормально. Здесь живем лучше, чем в дивизии, только спим в палатке, в спальном мешке.

                Природа здесь очень красивая. Мы со своим взводом фотографировались…».

​

                Бежаницкая вечерняя школа, которую Алеша закончил незадолго до гибели, теперь носит его имя. В вестибюле висит его большой портрет. Такой же точно висит и в военкомате рядом с портретами других бежаницких парней, погибших в Афганистане и Чечне.

                Он сидел в классе на последней парте. Преподаватели предложили лучшим ученикам занять его место, но все отказались. Теперь на парте букет и памятная табличка.

                Прежде, недавно, вчера, когда Алеша вечером задерживался, Надежда Григорьевна искала сына, плакала. Сегодня до сих пор носит траур, ищет по друзьям фотографии сына, как будто хочет узнать о нем то, что прежде не знала.

                Последние письма ребят в годовщину их гибели опубликовали «Новости Пскова». И Надежда Григорьевна написала в газету маленькое письмо.

                «Говорили, со временем горе твое стерпится. Проходит время, день идет за днем, но тоска по сыну все сильнее. Все-то кажется, что откроется вот-вот дверь, сынок войдет и скажет: «Здравствуй, вот и я!»

                Господи, не отнимай надежду».

                В видении и ведении Бога, мать понимает, что конец бесконечен.

                И если о войне, если о ней: конец бесконечен.

2001 г.