По следам погибшей роты

                16 ноября 2002 года в «Известиях» был опубликован мой очерк «Суворик» о том, как 6-я рота 104-го псковского парашютно-десантного полка билась с двухтысячной бандой Хаттаба. Рота почти вся погибла, но не отступила. В редакцию пришли возмущенные генеральный директор фонда «ВДВ — боевое братство» А. А. Макеев и генеральный директор национальной премии «Воины духа» И.Б. Исаков. Суть претензий: автор ставит под сомнение героизм и мужество десантников, оскорбил память павших.

​

                Трагические события в Аргуне «Известия» освещали дважды. Еще 2 августа 2001 года в большой печальной статье «Ваш сын и брат» были сказаны все высокие слова, отдана дань подвигу 6-й роты: «И полк, и дивизию прославила 6-я рота, принявшая неравный бой», «На высоте 776 они проявили героизм», «Отдельно — о подвиге майора Александра Доставалова» и т.д., и т.п.

                И в недавнем «Суворике» все воздано: «Беспримерный бой», «Рота сражалась, удерживая высоту 20 часов», «Они погибли, но вышли победителями».

                В первой публикации «Известия» представили читателям на двух развернутых полосах фотографии в траурных рамках всех восьмидесяти четырех погибших ребят: фамилия, имя, отчество, звание, должность, год и месяц рождения, место захоронения. Кажется, ни одна газета России не отдала такую дань их памяти.

                — Где, — спрашиваю собеседников, — сомнение в героизме и мужестве?

                Александр Макеев:

                — В «Суворике» брошена тень на Героя России Александра Супонинского. В Пскове вас ввели в заблуждение, а с ним самим вы даже не встретились.

                Это правда — не встретился. В результате тень задела и Супонинского, и другого десантника — Андрея Поршнева.

                Виноват.

                Оправдываться не буду, но прояснить ситуацию обязан.

Невстречи

                В первой, давней публикации, когда все обстоятельства боя, в том числе и судьбы десантников, были особенно засекречены, я написал о Герое России Александре Супонинском со слов Владимира Воробьева, когда-то командовавшего именно этим 104-м полком, воспитавшим 6-ю роту. Последний оставшийся в живых офицер, старший лейтенант Кожемякин приказал Супонинскому и Поршневу уходить, прыгать с обрыва, сам с автоматом прикрыл их. «Сверху, с высоты обрыва, около пятидесяти боевиков вели по ним получасовую стрельбу из автоматов. Выждав, оба, раненные, сначала ползком, потом на четвереньках, потом в полный рост стали уходить». Ребята чудом остались живы.

                Меня заинтересовала не «Золотая Звезда» Супонинского, а то, в каком он оказался положении. На работу никуда не брали. Как узнают, что Герой России, — не нужен. Для Героя ведь полагаются льготы — путевки, отпуск, прочее. В очередной анкете звезду не указал, скрыл, словно судимость, — взяли без проблем.

                «Золотая Звезда» Героя России оказалась клеймом. Раньше так отмахивались от тех, кто возвращался из тюрем и лагерей. Сегодня опытных лагерных воров или убийц расхватывают сразу — столько криминальных структур. Нынче самая безопасная профессия — вор, самая ценная — киллер.

                Я хотел рассмотреть вблизи этот перевернутый мир, может быть, помочь Супонинскому, не без труда разыскал город, телефон, позвонил, сказал, что хочу приехать. «Не надо, — решительно отказался он. — Я еду в Псков на открытие памятника 6-й роте, два дня буду в Москве, там можем увидеться».

                Итак, не встретились. Но обменялись телефонами.

                Накануне открытия памятника я раз 15 звонил ему по мобильному и еще какому-то названному им телефону для связи. Оба молчали. И мой телефон молчал.

                Опять не встретились.

                Меня избегают? Я погнался за Героем России в Псков. Там после его короткой речи на митинге подошел к нему, протянул первую публикацию, где говорилось о его, Супонинского, мужестве.

                — Я ни о чем с вами говорить не буду, — ответил он зло, как врагу.

                — Да ведь я о вас же хочу рассказать! Подробнее…

                — Все! — оборвал еще злее. — Никаких рассказов, — отрезал и развернулся.

                Такие дела.

Праздник на коротком поводке

                Круг замкнулся еще рано утром 1 марта 2000 года, когда погибла 6-я рота псковских десантников. Командующий 76-й дивизией генерал-майор Станислав Юрьевич Семенюта приказал офицерам молчать о трагедии. Но в субботу, 4 марта, газета «Новости Пскова» первой в России сообщила ошеломляющую правду. Это сделал Олег Константинов. После публикации комдив запретил журналисту появляться на территории полка. Потом он запретил появляться там и другим псковским журналистам. Затем военные пытались закрыть общественный комитет «Памяти 6-й роты»: члены комитета по просьбе вдов и родителей стали выяснять подробности боя — кто как погиб, как вообще все это могло случиться?

                2 августа, в день открытия памятника 6-й роте, когда гулял весь Псков, с территории полка выдворили пожилых руководителей общественного комитета.

                Я праздновал на привязи. Неотступно сопровождавший меня подполковник честно предупредил: с офицерами полка встречаться не разрешено.

                Прессинг был жесткий. Но я не мог возвращаться в редакцию глухонемым.

                На второй день, 3 августа, охрана с меня была снята. Два подполковника с оглядкой поговорили со мной. Один из них по свежим следам боя — и 1, и 2, и 3, и 4 марта поднимался на сопку, докладывал командиру полка об убитых и раненых, офицерах и рядовых. Подполковник у подножия сопки встретил Супонинского и Поршнева, которым приказал уходить с вершины последний оставшийся в живых офицер Кожемякин. Подполковник выразил большое сомнение, что оба были на высоте среди последних защитников. «Были бы — не спаслись… Супонинский от вас не зря прячется…»

                Других офицеров-собеседников у меня не было — попрятались. Мнения этих людей я озвучил — именно в прямой речи, от их лица, а от себя (по поводу Герой — не Герой) написал: «Не мне, штатскому, судить. В конце концов десантник Супонинский был там, где я никогда не был, и видел то, чего не увижу я. Важнее другое — чтобы не было ни одного обиженного».

Запоздалая встреча

                — А вот обиженные-то в результате оказались — Супонинский и Поршнев, — сказали генеральные директора. — Пусть это было чужое, не ваше мнение, неважно, но заронилось сомнение в героизме ребят. Мы пригласим их в Москву, встретитесь, и вам все станет ясно.

                Как оказалось, Супонинского от меня действительно скрывали. «Мало ли кто звонит. Вон вдове комбата бандиты до сих пор угрожают». — «Но я представился и телефон домашний оставил». — «А мы и журналистам не верим». — «Ну и сказали бы с самого начала «нет». Между прочим, журналисты — не телеграфные столбы, они разные».

                Телефон, оставленный для связи в Москве, принадлежал генеральному директору национальной премии «Воины духа» И.Б. Исакову. Вместе с фондом «ВДВ — боевое братство» они опекают десантников, занимаются психологической реабилитацией, помогают устроиться на работу, возвращают к нормальной жизни.

                Игорь Борисович Исаков:

                — Когда кто-то хочет связаться с десантником, выходят на связь со мной, я знакомлюсь с журналистом, только потом решаем: давать добро или нет. Почему вам не удалось до меня дозвониться… не знаю.

                В редакции состоялась новая встреча.

                Андрей Поршнев:

                — Нас, последних, оставалось пятеро — комбат Евтюхин, замкомбата Доставалов и старший лейтенант Кожемякин. Офицеры. Ну и мы с Сашей. Евтюхин и Доставалов погибли, а у Кожемякина обе ноги были перебиты, и он нам руками подбрасывал патроны. Боевики подошли к нам вплотную, оставалось метра три, и Кожемякин нам приказал: уходите, прыгайте вниз.

                Александр Супонинский:

                — Вы, конечно, имена подполковников не назовете? Почему они так сказали? Я еще понимаю, скажем, чувства некоторых матерей: мой-то погиб, а ты вот вернулся… Не знаю. Может быть, у них близкие, друзья погибли?..

                Сейчас это неважно. А важно, что один — Герой России, а другой заслужил орден Мужества.

                За случившееся извините.

                Но если так тщательно будете засекречиваться и прятаться от журналистов, никто и никогда может не узнать не только о подвигах, но и о гибели.

Частности

                Собеседников задели за живое частности. И Александр Макеев, и Игорь Исаков — сами бывшие десантники, привыкли понимать массовый подвиг как мужество и героизм «всех без исключения». Но оба знают, что юноша на вершине сопки, оставшись один, без патронов, растерялся и получил удар прикладом по голове.

                Я не «опорочил» этого десантника, ибо по-прежнему считаю: он поступил правильно, сумев сохранить жизнь. Тем более в условиях, когда высокие генералы продали чеченцам дорогу для отхода, а 6-ю роту с этим мальчиком подставили для правдоподобности, чтобы замести денежные следы. Так говорят все псковичи, и не только они.

                Собеседники мои таких фактов знать не могут, хотя подтверждают: бандиты и 6-й роте предлагали деньги, но десантники ответили виртуозным матом. И еще подтвердили: боевики отступали по ночам, давали знак фонариками, и наши, не имея приказа стрелять, пропускали их.

                Нет, никак не мог я «оскорбить» брошенных на произвол судьбы десантников, пытавшихся спастись. Я как раз был за то, чтобы они отступили и спасли свои молодые жизни: «Если бы им дали приказ отступить… Россия стала бы сильнее. Десятки их драгоценных жизней важнее, чем сотни (если точно — 600. — Э.П.) убитых ими бандитов, которых надо было доставать и давить иначе» («Ваш сын и брат»).

                Кстати, командир полка Сергей Мелентьев шесть раз обращался к командованию с просьбой разрешить отступить, не губить ребят.

                — Ни у кого из командования не было сомнений в отношении высоких наград всем, — говорят собеседники.

                Неправда. Начштаба полка Теплинский и другие офицеры были против награждения двоих десантников, бросивших умирающего разведчика на склоне сопки. Но все решала Москва, оба получили ордена Мужества. Повторю вновь: это была наградная акция, политическая акция, в которой не должно было быть места ни одному недостойному — без «исключений».

*   *   *

                В жизни редко бывает, чтобы один был во всем прав, а другой во всем виноват, и спор наш по большому счету не имеет смысла. Я прав формально, они правы, видимо, по существу.

                В 18—19 лет оказаться в такой мясорубке! Я убежден: повторись ситуация — и они повели бы себя иначе. В первые месяцы Великой Отечественной войны растерявшихся рядовых и офицеров были десятки тысяч, потом многие из них становились героями, офицеры заканчивали войну генералами.

                Игорь Исаков:

                — Тот, с вершины, до сих пор не в себе, казнится: «Почему я не погиб тогда вместе со всеми». Еще один, из тех, что оставили командира, после госпиталя не домой поехал, а вернулся в Чечню, долги возвращать. Воевал отменно, пока не ранили, пока не искупил вину кровью.

                В жизни ничего или почти ничего не бывает без исключения, как в простых правилах правописания исключения лишь подтверждают правила. Эти трое лишь подчеркнули беспримерную массовую жертвенность и героизм.

Обратная связь

Страшнее всего то, что мы привыкаем к этой войне

                Здравствуйте, уважаемый Эдвин Поляновский!

                Не знаю, смогу ли выразить свои чувства, которые нахлынули на меня после прочтения вашей статьи «Суворик».

                У каждого поколения своя война и свои герои. Нам досталась чеченская.

                Я мало понимаю ее тактику и стратегию, но знаю, что герои остаются героями на все времена.

                В мирной жизни мы редко сталкиваемся с подвигом, а из СМИ чаще узнаем только скупые безымянные сводки о потерях. И страшнее всего то, что мы начинаем ко всему этому привыкать.

                Чеченская война уже докатилась до каждого дома, до каждой семьи и стала личной трагедией для каждого.

                Да, после вашей статьи становится грустно. И страшно за армию, за страну, за народ. Но теплеет на душе, когда понимаешь, что ты еще кому-то нужен, кроме своих близких…

                Спасибо вам за это!

Мария ЯКОВЛЕВА, 17 лет,

студентка Института специальной педагогики

и психологии имени Р. Валленберга,

Санкт-Петербург

Вновь и вновь всматриваюсь в лица погибших

                Не могу не откликнуться на очерк Эдвина Поляновского «Суворик» (16.11.2002), который продолжает тему, поднятую журналистом год назад («Ваш сын и брат», 02.08.2001).

                Спасибо, дорогие «Известия», что публикуете материалы на столь острую кровоточащую тему!

                Настойчиво, упорно, талантливо возвращаясь к чеченской войне, рассказывая о героизме российских солдат на своих страницах, вы выполняете задачу огромной важности! Поддерживаете тех, кто своей кровью и жизнью вынужден расплачиваться за корыстолюбие, предательство, некомпетентность высоких военных чинов. Разоблачаете ложь, стараетесь пробудить от нравственной спячки обывателя. «Известия» — одна из немногих газет, которые словом своих талантливых журналистов воспитывают ГРАЖДАНИНА.

                Очерки «Ваш сын и брат» и «Суворик» невозможно читать без слез и гнева. Я вновь и вновь всматриваюсь в лица 84 погибших десантников, портреты которых — всех! — год назад опубликовали «Известия» (единственный известный мне случай в наших средствах массовой информации!).

                Вновь и вновь перечитываю «Суворика».

                И плачу вместе с бабушкой Дениса Зенковича, с Василием Васильевичем Доставаловым, с Людмилой Петровной Пахомовой — со всеми, чьи дети погибли и погибают каждый день в горах и долинах Чечни.

                Есть еще одна мысль, она не дает покоя: безнравственное отношение высокого военного руководства к людям старшего поколения и, в первую очередь, к осиротевшим родителям десантников. Родителям, воспитавшим таких сыновей, таких солдат!

                Василия Васильевича Доставалова не пустили к трибуне на митинге, посвященном памяти павших. Даже членов общественного комитета Памяти 6-й роты подвергли унизительному обыску! А чего стоит запрещение офицерам говорить с журналистом! Вот тебе и свобода печати, и закон о СМИ на практике.

                Но опытный, бескомпромиссно честный журналист Эд. Поляновский сумел-таки получить необходимую информацию и страстно, взволнованно рассказать правду о героической, трагической гибели десантников в неравном бою — гибели, которой могло и не быть. Очерк «Суворик» переворачивает душу.

                Но интересно все-таки, каким окажется итог. Откликнется ли на публикацию хоть кто-нибудь из высоких военных чинов? Хотелось бы из первых уст узнать, что для них означает понятие «офицерская честь»? Будут ли вычислены и привлечены к суду продавшие коридор боевикам? Займется ли делом о гибели десантников Генеральная прокуратура?

                После гибели «Курска» фактически все руководство Северного флота было отправлено в отставку. А ведь на высоте 776 произошла не меньшая трагедия, чем в Баренцевом море. Да и высота эта, к сожалению, не единственная.

                Когда я задаю эти вопросы и хочу получить на них ответ, мною движет не чувство мести. Просто очень хочется, чтобы подобное не повторялось и публикации о чеченской войне (и не только о ней) приводили к конкретному, ощутимому результату.

                Еще раз спасибо за «Суворика».

Эмилия КОВАЛЕНКО,

член Клуба «Известий»,

Санкт-Петербург

Спасибо вам за то, что стояли на огненной черте

                Три раза в течение одного дня читала я, мать единственного сына, ваши статьи «Ваш сын и брат» и «Суворик», посвященные героической шестой роте. Мешали слезы, сжимающееся сердце и ком в горле.

                Уважаемый Эдвин Поляновский (хочется написать — дорогой!), спасибо вам за ваше большое человеческое сердце!

Наталия ФАТИНА,

Санкт-Петербург

2003 г.