top of page

Комбат Сапрыкин не вышел из боя

                В уникальной работе военного историка Анатолия Сергиенко есть неприятная знаменательная правда:

                «По сути дела, я еще не встречал ни одной статьи, разоблачающей лжесвидетельство хотя бы одного гастелловского подвига».

                Неужели за такое бесконечно долгое время, и военное, и послевоенное,— ни одной?

                Выходит, «Известия» открыли эту печальную страницу. (Напомню: «Два капитана», «Известия» №№16 и 17 за 1997 год). И началось все, как это и бывает после настойчивого умолчания — с правофлангового, именем которого поименованы все наземные тараны.

Фальсификатор

                Около пятнадцати послевоенных лет считалось, что таран в войну был совершен 40 раз.

                В 1969 году журнал «История СССР» называет более 100 наземных таранов.

                Прошло еще пять лет. В газете «Правда» генерал-майор Б.Васильев публикует статью: «Огненных таранов — 327!».

                Наконец, другой генерал, начальник кафедры истории партии и партполитработы Академии им. Гагарина А.Зайцев, который на таранных ударах защитил диссертацию, назвал новую цифру — 503!

                Вот так, с помощью политработников, выросла цифра — с 40 до 503.

                Грустно все это, грустно.

                Вслед за липовыми гастелловцами я мог бы перечислить и липовых матросовцев. Но большого смысла в этом уже не вижу.

                В редакцию пришли ко мне два фронтовика — генерал-лейтенант в отставке Николай Андреевич Цымбал и полковник в отставке, инвалид войны Петр Михайлович Дунаев.

                Петр Дунаев восемнадцатилетним мальчишкой сразу после школьной парты вступил в бой на Курской дуге. Все последние годы он занимается исследованием подвигов, судьбами фронтовиков — это стало его жизнью. Он-то и принес рукопись, в которой перечислялись фальшивые матросовцы. Но не в них дело, речь идет о главном мистификаторе героической истории войны Александре Коваленко, который расплодил в последнее время именных липовых героев.

                Оба гостя говорили о нем, как о стихийном бедствии.

                Александр Петрович Коваленко. Визитная карточка представляет его масштабно: «писатель-историк, полковник в отставке, философ-профессор». В своих книгах он расширяет творческий масштаб: «писатель-баталист, писатель-исследователь… Автор 22 книг».

                Вот названия его произведений, после которых так хочется ставить школьные восклицательные знаки: «Бессмертные подвиги», «Несокрушимая и легендарная», «По велению сердца», «Вершины мужества», «Бессмертное племя матросовцев», «Побратимы Матросова». И т.д. и т.п. «Мне удалось,— без ложной скромности пишет Коваленко, — найти 470 матросовцев, более 1200 кокоринцев, 503 экипажа гастелловцев, свыше 600 воздушных таранов, 60 героев-маресьевцев».

                «Мне удалось». Никому больше. Один — всех Героев открыл.

                Все фальшивые гастелловцы в его книгах — как истинные. Даже членам экипажа самого Гастелло он перепутал награды.

                Чтобы на распыляться, задержимся лишь на книге «Правда о Матросове и матросовцах». Как установил дотошный Дунаев, «писатель-баталист» включил в свою книгу… чужие очерки, изданные в разных республиках и издательствах.

                Александр Петрович обобрал 15 авторов! Дошло до курьезов. В книге Коваленко оказался очерк А.Петрова «Не только за свою страну», в котором рассказывается, как в июльские дни 1966 года молодая учительница Кристина Боровская часто приходит к памятнику Кунавину со своими учениками. Коваленко осовременивает ситуацию, и в его книге в июльские дни 1985 года (!) молодая учительница Кристина Боровская часто приходит к памятнику Кунавину со своими учениками.

                Не стареет учительница.

                После смерти Главного маршала артиллерии В. Толубко, «писатель-исследователь» украл у мертвого военачальника три очерка и также включил их в книгу о Матросове под своей фамилией. В коваленковских книгах Дунаев увидел «рекорд литературного воровства». У самого Дунаева Коваленко дважды украл очерк «Бессмертие».

                Там же, где Коваленко пытается вкрапить собственные изыскания, там и появляются липовые матросовцы.

                Медаль «За доблестный труд в Великой Отечественной войне» — «самая дорогая и памятная первая моя награда,— пишет о себе Коваленко.— Закончил Ленинградское высшее политическое училище МВД. Удалось получить и гражданское образование на историческом, философском и журналистском факультетах в Ленинграде и Новосибирске».

                Все — ложь, ни награды, ни звания полковника, ни высших образований — ни военного, ни гражданского. Пытливый Дунаев не обнаружил у героя следов даже аттестата зрелости.

                В книге о матросовцах он девять раз упоминает маршала Рокоссовского — с одним «с». Маршала Малиновского именует Радионом. В автобиографии «на двух страницах умудрился сделать более двадцати грамматических, пунктуационных и стилистических ошибок. В слове «пеньсия» — мягкий знак.

                В 1992 году в архиве Внутренних войск МВД он добывает справку на право повышенной пенсии, льгот и преимуществ, установленных для участников войны. Но он — с 1931 года рождения. Лыткаринский горвоенкомат, заподозрив неладное, запрашивает архив МВД и получает ответ: «В текст вписаны подложные сведения».

                Вы скажете, читатель, что читать это все противно и что человек этот не заслуживает стольких строк. Противно. Но — заслуживает. Ибо полуграмотный Коваленко — бывший офицер конвойных войск МВД СССР, является ныне генеральным директором издательского центра ЦСП «Ветеран Отчизны». Цель издательства — рассказывать о мужестве солдат и полководцев. Брат его Владимир Петрович Коваленко — член редакционного совета, сын Игорь Коваленко — ответственный секретарь.

                Семейный подряд.

                Теперь именно они решают, кто — гастелловец, кто — матросовец, кто герой, кто нет.

                Беззаконие и бесконтрольность, поразившие наше общество, дали возможность извращать наши главные ценности — духовные.

Без вины виноватые

1. Сержант Феодосий Ганус

                Авантюризм на крови отцов бесчеловечен, безбожен.

                Самые невинные строки, даже с похвалой павшему, могут оказаться преступными.

                Пути Коваленко, не служившего даже в Вооруженных силах, и инвалида войны Дунаева — пересеклись.

                В одном из опусов Коваленко рассказал, как в пылающем танке погибли Наумов, Ганус, Вялых, Норицын, Смирнов. Все пятеро героических «огненных» танкистов, рассказывает «писатель-исследователь», зачислены навечно в списки воинской части. То есть, как любила повторять официальная пропаганда устами таких, как Коваленко,— никто не забыт и ничто не забыто.

                Петр Михайлович Дунаев взялся расследовать этот факт.

                И вот что оказалось.

                21 января 1943 года у хутора Новая Надежда под Сталинградом танк КВ 91-й бригады вел неравный бой.

                Разнородный экипаж был маленьким слепком страны.

                Алексей Наумов — лейтенант, командир танка. Юноша. 19 лет. К этому бою уже имел орден Красной Звезды.

                Петр Норицын — младший сержант, командир орудия. Из вологодских крестьян, командиру в отцы годился — старше на 20 лет. Дома остался сын.

                Павел Смирнов — старший механик-водитель. Школьный учитель рисования и пения из Астрахани. 34 года. На фронт ушел на второй день войны. Орден Красной Звезды, как и у командира.

                Николай Вялых — младший сержант, радист. Закончил Орловский финансово-экономический техникум. 24 года. Медаль «За отвагу».

                Феодосий Ганус — сержант, заряжающий. Слесарь Новолипецкого металлургического завода. 31 год. Дома остались четверо детей. В экипаж пришел перед боем. Собственно, в бою и познакомились.

                Вологодский крестьянин, школьный учитель, финансист и слесарь под командованием юноши уничтожили в течение дня пять танков противника, двадцать четыре автомашины с пехотой, девятнадцать пушек и минометов, семнадцать пулеметов. Бой то разгорался, то затихал. Танк получил серьезные повреждения, он лишился возможности маневрировать.

                Смеркалось. Экипаж приказ выполнил — немцев на этом важном направлении задержал, танкисты могли покинуть машину и отойти. Но оставались еще и оружие, и боеприпасы, и они продолжили бой.

                Немцы окружили поврежденную машину, предлагали сдаться в плен. Как значится в бригадных документах, танкисты кричали в ответ «русские не сдаются».

                Немцы облили танк горючей смесью и подожгли.

                На другой день хутор Новая Надежда был освобожден, и танкистов похоронили в братской могиле на полевом стане.

                Полковник И.Якубовский, командовавший 91-й танковой бригадой, ходатайствовал о присвоении пятерым танкистам звания Героя Советского Союза. Поставили свои высокие подписи член Военного совета генерал-майор Телегин и Командующий войсками генерал армии Рокоссовский.

                Звание Героя получили четверо.

                Отказали Феодосию Ганусу.

                18 декабря 1943 года и 7 января 1944 года командование бронетанковых войск делает запросы по поводу представления Гануса к званию Героя.

                Ответов нет.

                Когда на виду у всей страны сооружался грандиозный монумент на Мамаевом кургане в Сталинграде, в эти же дни, по соседству, у хутора Новая Надежда возводили скромный обелиск сгоревшим героям-танкистам. На обелиске вывели четыре фамилии.

                И в списки части были зачислены навечно — четверо.

                Никогда не догадаетесь, почему слесарь Новолипецкого металлургического завода, отец четверых детей, сержант Феодосий Григорьевич Ганус был отвержен.

                Феодосий Ганус по паспорту значился — немец. Из тех немцев, которые с екатерининских времен осели в России, давно обрусели, стали больше русскими иных русских.

                — Русские не сдаются! — кричал немцам немец Ганус, не ведая там, в огне, что будет с его именем и с его семьей.

                Я не знаю, как сложились судьбы родных героев-танкистов. Знаю, что сын Петра Норицына Володя стал, как и мечтал, моряком дальнего плавания, очень гордился своим отцом. И родственники других героев — гордились, как же иначе.

                А как относились к немцам, пусть обрусевшим, в войну и сразу после войны — этого не передать.

                Семья Ганусов жила в полной нищете и презрении. Жена Клавдия Александровна Козлова работала санитаркой в областной больнице. За погибшего мужа солдатского пособия не получала. Ни металлургический гигант, где когда-то работал Феодосий, ни областная больница о детях солдата не вспомнили.

                Дочь Людмила умерла в войну от голода.

                Сын Станислав умер в войну от голода.

                Сын Владимир ослеп. Долгое время он находился в Елецком интернате для незрячих, недавно умер.

                Выжил только Олег.

                Семейные потери в центре России — больше ленинградских блокадных.

                Олег получил специальность электромонтажника. У него уже вырос сын Игорь, он пошел работать на металлургический комбинат, откуда уходил на фронт его замечательный, героический дед.

* * *

                Инвалид войны Петр Михайлович Дунаев свою исследовательскую работу довел до конца. Понадобились сверхусилия — от начальника к начальнику, выше, еще выше, — прежде чем появился на свет указ президента России:

                «За мужество и героизм… присвоить звание Героя Российской Федерации ГАНУСУ Феодосию Григорьевичу — сержанту (посмертно). Москва, Кремль, 19 июня 1996 года. №948».

                Год назад.

                Фамилию Гануса на могиле не восстановили. И на аллее Героев в Волгограде его имя отсутствует.

                Вы думаете сын и внук Феодосия Гануса будут судить о достоинстве России, ее верности своим гражданам по успехам приватизации?

                Избирательная память Отечества.

                Знаете ли вы, что в СССР более двухсот Героев Советского Союза считаются пропавшими без вести. Гордость Родины, ее слава. И никому нет дела, где и как они пропали.

2. Комбат Владимир Сапрыкин

                Такие люди, как Петр Михайлович Дунаев,— редкость в России.

                При полном отсутствии государственной системы по розыску и защите фронтовиков — живых и мертвых — он делает все, что в его силах и даже свыше сил. Многих разыскал, за многих вступился. Не только исследователь, но и поводырь.

                Как бы в возмещение «очернительства» — липовых гастелловцев, матросовцев и прочих — расскажу еще об одном неизвестном, истинном Герое. Воспользуюсь рукописью расследования Петра Михайловича.

                Из наградного листа: «В боях с 1 по 3.12.1943 г. в деревне «Красная Слобода» Дубровинского района Витебской области тов. Сапрыкин со своим батальоном выбил немцев из сильно укрепленного важного опорного пункта. Каждый день противник предпринимал по 10—12 контратак при поддержке танков. Капитан Сапрыкин героически сдерживал натиск».

                …Он обошел свое поредевшее войско и предупредил:

                — Командир батальона отходить не будет!

                «На третий день немцы при поддержке 15 танков отрезали Сапрыкина с остатками батальона. Когда кольцо немцев сузилось до 20 метров, тов. Сапрыкин вызвал огонь на себя. Последние слова, переданные капитаном Сапрыкиным по радио, были: «Заканчиваю работу, прощайте товарищи, умираю за Родину».

                Смертью героя погиб капитан Сапрыкин, истребив со своим батальоном за три дня до полка немецкой пехоты».

                3 июня 1944 года ему было присвоено звание Героя.

                В канун 30-летия Победы в Ольховатке Воронежской области установили в честь героя-учителя памятную доску. На камне высекли имя Сапрыкина.

                Через два года — сорвали.

                «Указ Президиума Верховного Совета СССР об отмене Указа Президиума Верховного Совета СССР от 3 июня 1944 г. в части присвоения капитану Сапрыкину В.А. звания Героя… в связи с ошибочным представлением его к этому званию».

                Подписи — Л.Брежнев, М.Георгадзе. 1977 год.

                Из решения министра обороны СССР маршала Язова:

                «В наградном листе на присвоение звания Героя указано, что Сапрыкин В.А. погиб. В июле 1976 года получен ответ о том, что Сапрыкин В.А. жив и проживает в г. Торонто (Канада)».

                В ту пору полковник Дунаев работал в Министерстве обороны и занимался «делом» Сапрыкина. Выяснил: правда, уцелел комбат и, правда, уехал в Торонто.

                Видимо, чтобы заранее оградить себя от всяких ходатаев, Язов позже объясняет:

                «Учитывая то, что Сапрыкин В.А. к настоящему времени умер, Министерство обороны СССР считает, что рассматривать вопрос о восстановлении его в звании Героя нецелесообразно».

                Вы поняли? Отобрали Золотую Звезду, потому что человек оказался жив, а потом не вернули ее, потому что умер.

                Ложь — Сапрыкин был жив.

                Решение министра готовил начальник 5-го управления ГУК МО СССР генерал-лейтенант В.А.Яковлев.

                Ходатая Дунаева жестко предупредили в КГБ не ворошить «дело Сапрыкина», потому что он — предатель, каратель, служил в немецкой армии.

                Полковник Дунаев решил пробиться на прием к зам. министра обороны по кадрам. Но на пути встал Яковлев, тот, что готовил решение министра.

                — По существу дела не скажу ни слова, не покажу ни одного документа. А зам. министра вас не примет.

                Ответ Яковлева оскорбил Дунаева, фронтовика, не единожды раненного, 45 лет отдавшего Вооруженным силам. Многое мог бы он рассказать заму о комбате, весь его путь.

                Сапрыкин — из последнего предвоенного лейтенантского выпуска — мая 41-го. Участвовал в легендарной Ельнинской операции.

                6 октября 1941 года был окружен. Месяц выходили из окружения. Прорывались короткими группами. Сапрыкин оружие не бросил, военную форму не сменил, документы не уничтожил. Как воевал, так и на волю вырвался. Сразу явился в Особый отдел 41-й кавалерийской дивизии. Был допрошен и направлен в Особый отдел 1-го гвардейского кавкорпуса. Там тоже допросили, потом — пересылка, фильтрационный лагерь. Снова допросы.

                «Жена, Коннова Елена — медработник, в Красной Армии.

                Отец, Сапрыкин Алексей Васильевич — тоже в Красной Армии.

                В бандах не состоял».

                Это были Гороховецкие лагеря спецназначения НКВД. Колючая проволока, вышки, миска баланды, пайка полусырого хлеба, нары в землянке. Месяцы строгого режима и унизительные проверки и допросы. Сапрыкин из чувства протеста плюнул на все, вырвался на волю, а через несколько дней вернулся в лагерь.

                Приговор трибунала — 10 лет.

                И все же повезло: вместо лесоповала — штрафбат.

                Его ранили — судимость сняли.

                Дальше Сапрыкин воевал лихо. И все звания, и награды, и членство в партии — все давалось как бы само собой.

                Из архивных документов:

                В районе деревни Прудки батальон Сапрыкина отбил у немцев свыше 1000 человек гражданского населения, в основном девушек, угоняемых в Германию. Награжден орденом Красной Звезды.

                Одним из первых батальон Сапрыкина врывается в Вязьму.

                «С 4 по 31.3.43 г. т. Сапрыкин умело вел батальон в бой и освободил 12 населенных пунктов в Смоленской области».

                Вторая награда была редкостная, полководческая — орден Александра Невского.

                И вот этот трехдневный бой: вызываю огонь на себя.

                Из бойцов батальона в живых не осталось ни одного.

                Сам Сапрыкин, тяжело контуженный, оглушенный, через пять или шесть дней попытался подняться и увидел немецкий танк. Очередь из танковых пулеметов прошила грудь, и комбат упал.

                Много позже его, обессиленного, обнаружил немецкий солдат. Мог бы пристрелить, но повез в штаб. Сапрыкина подлечили, и дальше пошли бесчисленные, около десятка, немецкие лагеря. В каторжной тюрьме под Таннебергом в его учетной карточке значилось: рост — 176 см, вес — 43 кг.

                1946 год. Сапрыкин — в зоне наших союзников. Советские военные власти, лично Жуков настойчиво требовали возвращения на Родину. В лагерях же шла агитация за невозвращение. Пленные знали приказ Ставки Верховного командования №270: «дезертирующих… и сдающихся в плен… надо уничтожать…»

                Еще год назад, в мае 1945-го, когда весь мир чествовал победителей, по приказу Сталина в тыловых районах фронтов было создано сто лагерей на 10.000 каждый. Уже к 1 октября 1945 года там «профильтровали» больше 5 миллионов человек.

                Что ждало Сапрыкина? За плечами — окружение, судимость за отлучку из фильтрационного лагеря, плен.

                У Сапрыкина открылись недолеченные сквозные раны в груди, началось острое воспаление легких.

                Как печально пишет в своем расследовании Дунаев:

                «В Гамбургском порту на старенький пароход, тяжело ступая, в одиночестве, с небольшим чемоданом, поднялся пассажир. В его билете был указан порт назначения — Монреаль».

                Это был комбат.

                В Канаде он работал сторожем, шофером, грузчиком.

                Он тосковал, как вольный зверь в клетке. Не выдержал, написал в Оттаву советскому послу Александру Яковлеву, тот принял комбата, был потрясен судьбой. Посол запросил Москву и получил жесткий ответ.

                Маршал Устинов сказал: «У нас в плену героев нет».

                Через Красный Крест комбат сумел отправить отцу единственное письмо. Вот строки из него:

                «Дорогой папа! Мне трудно писать. Сквозное ранение в грудь дает знать о себе и по сей день. Пойми и не осуди мое невозвращение. Твой сын не предатель Родины. Мысли о ней были и остаются единым убеждением в жизни».

                Кажется, отец-фронтовик так и не узнал, что его сын был Героем Советского Союза.

                Жену Сапрыкина Елену Петровну таскали на допросы в КГБ, для которого комбат оставался немецким карателем — это при сквозных-то ранениях в грудь? О том, что муж жив,— не сказали. Но все равно она ждала его.

                Она и сейчас жива. Замуж не вышла.

                Почти четверть века бился за комбата Петр Михайлович Дунаев. Объездил места сражений, разыскал и встретился в разных краях с сослуживцами и друзьями Сапрыкина, обращался к военачальникам. Его все-таки принял министр обороны маршал Язов.

 

                «Указ Президиума Верховного Совета Союза Советских Социалистических Республик об отмене Указа Президиума Верховного Совета СССР от 25 августа 1977 года «Об отмене Указа Президиума Верховного Совета СССР от 3 июня 1944 года в части присвоения капитану Сапрыкину В.А. звания Героя Советского Союза».

                Отменить Указ Президиума Верховного Совета СССР от 25 августа 1977 года «Об отмене Указа Президиума Верховного Совета СССР от 3 июня 1944 года в части присвоения САПРЫКИНУ Владимиру Алексеевичу звания Героя Советского Союза».

                Президент СССР М.Горбачев».

 

                Только у нас возможен подобный советский частокол: «Указ… об отмене Указа… об отмене Указа».

                Декабрь 1991-го. Это были последние часы Михаила Сергеевича в качестве президента СССР. И это был один из последних его Указов.

                Комбат Сапрыкин — снова стал Героем. Но он об этом никогда не узнает. Он не дожил до Указа полгода.

                Сотни раз, наверное, а уж перед смертью — точно, комбат вспоминал тот последний бой, когда, прежде чем спрыгнуть в окопчик связи и объявить: «Вызываю огонь на себя», он побрился, подшил белоснежный подворотничок, скинул шинель и в гимнастерке с орденами Красной Звезды и Александра Невского, подтянутый, стройный обошел оставшихся солдат и офицеров и каждому пожал руку.

                Это и было прощание с Родиной.

«Арестуют и тебя. Уходи»

                По словам военного юриста Александра Лискина, СМЕРШ к концу войны «разоблачил» сотни тысяч «врагов».

                «Похоже, — пишет он, — СМЕРШ перещеголял все ведомства НКГБ.

                За 1941—1945 годы только пограничными, оперативными и железнодорожными войсками, входившими тогда в систему НКГБ—НКВД, было «разоблачено» не менее «миллиона трехсот тысяч диверсантов, агентов и предателей».

                То есть в ГУЛАГ было направлено 260 стрелковых дивизий, целиком состоящих из «врагов народа».

                А сколько их сумели вырваться на Запад?

                В Торонто, в заброшенной могиле под номером 247 покоится прах Героя Советского Союза комбата Сапрыкина. Его вдова, сестра, ветераны 144-й стрелковой дивизии возбудили ходатайство о возвращении праха на Родину. С этой безнадежной миссией Дунаев отправился в Торонто.

                Конечно, безнадежно. Сапрыкин — не Шаляпин.

                В Канаде, в Торонто, Дунаев занимался тем же, чем и на Родине. Оказалось, что Сапрыкиных много. Разная степень заслуг перед Родиной, разные жизненные повороты, но жизненный конец один — умирание на чужбине с чувством без вины виноватого.

                Люди рассказывали о себе, Дунаев потом в архиве, в Подольске, проверял достоверность их рассказов — они говорили правду.

                Вот Андрей Корнин. Обрусевший немец, как и Ганус. В 1937 году арестовали отца — сельского учителя. Сослали в Караганду мать, там и умерла. Одиннадцатилетний Андрей скрывался у бывших учеников отца — русских и украинцев. В 14 лет стал партизаном, в 17 — ушел на фронт, В декабре 1944-го был ранен.

                Он хорошо знал немецкий язык, и в Германии его прикомандировали к уполномоченному СМЕРШа капитану Предеину. В конце мая 1945 года смершевец пригласил Андрея к себе, напомнил, что мать и отец его были арестованы как «враги народа». И добавил:

                — Арестуют и тебя. Уходи…

                Капитан Предеин подарил ему на память полуаккордеон. И утром 1 июня 1945-го сержант с вещмешком и подарком капитана покинул полк.

                Никогда и никому Андрей Корнин об этом не рассказывал, и потому капитан Предеин остался цел, после войны работал в КГБ, в Челябинске, где и умер.

                Дунаев — кладезь людских судеб, у него прекрасные рукописи. Где их издать? А рукопись о липовых гастелловцах Анатолия Сергиенко, где издать? Вот как жизнь повернулась: там, где их должны, обязаны были бы издать, их и близко не подпустят. Я имею в виду издательство, специализирующееся на войне, которое возглавляет бывший офицер конвойных войск МВД малограмотный Коваленко.

                Мысли и душа Дунаева заняты сейчас тем, как помочь фронтовикам в изгнании: «Как спасти их имена для России, для истории? Быть может, поручить работникам посольств России в Америке, Азии, Европе, Африке, Австралии выявить всех участников войны? И тем, кто не запятнал себя, вручить награды, кому-то помочь вернуться на Родину?»

                Святая наивность. Кому они нужны? Кто этим будет заниматься?

                И двести Героев, пропавших без вести, никому не нужны, никто их искать не будет. Легче новых, липовых, занарядить.

                Россия велика, миллион туда, миллион сюда, по-прежнему — какая разница. Тот народ, который испокон веков был нужен России для главных дел, все равно не иссякнет, всегда будет кого поставить под ружье, кому вручить кирку и лопату, кого поставить на вышку в зоне.

                Россия неиссякаема.

1997 г.

Последушки:

bottom of page