Эдвин Поляновский
Дай 30 копеек
Я не могу не рассказать об этой встрече. Она произошла в гостинице «Центральной». Не в салоне у телевизора, а в коридоре ко мне подошел с иголочки одетый, при галстуке молодой человек:
— Дай, пожалуйста, тридцать копеек. Я здесь в гостинице живу.
Молодой человек покачивался. Он был пьян. Это насторожило.
— Что-нибудь случилось?
— Да, я инженер из Кременчуга. Командировочный. Деньги вот кончились, — и будто боясь, что я откажу ему, быстро загнусавил: Ну, дай, дай, парень, а? А? Ну? Ну, пожалуйста, ну 30 копеек, а?
— Но ведь этих денег вам будет мало?
— Мне завтра вышлют. Ну? Ну, пожалуйста?
Парень ныл, не обращая внимания на посторонних.
— Ну, обожди, поговорим…
— Тогда я пойду, я пойду, подожду вас у выхода, — обрадованно заговорил он и вышел.
— Не вздумайте давать! — сказал один из мужчин. — Он и у меня выпрашивал, чуть не на животе тут ползал.
— И у меня тоже просил, — отозвался другой.
…В вестибюле парень стоял перед зеркалом, уже почти одетый, старательно поправляя шарф, приглаживая волосы. Увидев меня, он кинулся навстречу:
— Ну, ну?
Я спросил у него:
— Какие-нибудь документы, командировочное удостоверение есть?
— А зачем?
— Деньги у меня есть. Смогу дать побольше в долг, но должен знать, кому даю.
Он хлопнул себя по карманам.
— В номере удостоверение забыл. Пойдем, сейчас покажу.
Уже собрался вокруг народ. От зеркала отошел элегантно одетый высокий парень.
— Ну что вы от него хотите? Ну, случилось так. Не рассчитал человек, если есть деньги, дайте…
— А вы его знаете?
— Конечно, мы в одном номере живем.
— Вы тоже командированный?
— Да, из Москвы.
— А у вас есть деньги? Дайте ему до завтрашнего дня, пусть не ползает на коленях, не клянчит.
Парень быстро сообразил:
— Нет, нету.
— Вероятно, и вам тоже завтра пришлют?
— Да…
Любопытная ситуация, не правда ли? Два молодых инженера оказались в командировке без единой копейки денег, и обоим (надо же так случиться!) вышлют только завтра…
На улице, куда мы вышли, парень стал вдруг трезвым и очень злым:
— Ну вот что, хватит. Есть деньги — давай, нет — иди отсюда.
Очевидно, кто-то уже сообщил в милицию, потому что от гостиницы спускались к нам два милиционера. Документы предъявить оба отказались: «Нет их». Сознались только: «Да, мы местные. Бежицкие. Где живем? Неважно. У хозяйки одной…»
По дороге в милицию оба грубо огрызались. В конце концов, на полпути один из них (тот самый попрошайка) остановился:
— А, черт с вами! Еще штраф три рубля в отделении платить придется, лучше пропуск мой заводской берите да отпускайте.
…Такие люди еще, к сожалению, попадаются. Они могут стоять, например, у входа в аптеку и просить 19 копеек (заметьте, не 20 и не 18, а именно 19): «Не хватает на лекарство…» Они могут попросить пятак на автобус — «доехать домой». Они, эти люди, от которых зачастую несет спиртным, могут просить еще на самые разнообразные «неотложные» нужды, но одно у них общее — нет этих самых неотложных нужд.
Нет необходимости много говорить о повышении пенсий, увеличении зарплаты низкооплачиваемым работникам. Скажем короче: сейчас исключено, чтобы кто-то не смог прожить без подаяния. Разве нужда погнала этого 26-летнего здорового парня просить милостыню? Он, Роберт Пряхин, работает слесарем в холодноштамповом цехе автозавода. Зарабатывает ежемесячно около ста рублей…
Я бы не сел писать эти строки, если бы парню хоть на секунду стало неудобно (я уже не говорю — стыдно), когда его изобличили. Он нахально наступал: «Пиши, пиши, мне наплевать. Судить не будут. Я не украл, не убил. Просил — не удалось, жаль, но ничего…» Этот парень снова может пойти просить.
Мне кажется, что у товарищей по работе, кроме чувства брезгливости к нему, появится естественное чувство возмущения, и они смогут растолковать ему, что «чуть не на животе ползать», вымаливая копейки, — это низшая ступень падения. И смогут дать этому парню по рукам, чтобы не тянулись они за подаянием, чтобы не позорил он свой цех, завод, свой город.
1965 г.